Профессор Мария Евгеньевна Игнатьева — ученый с мировым именем. На ее счету много различных научно-исследовательских работ по ландшафтной архитектуре и дизайну, выполненных в известных университетах мира. Это и университет Линкольна в Новой Зеландии, и Университет Штата Нью Йорк, и Шведский университет сельскохозяйственных наук, и университет Западной Австралии. В этом интервью мы представляем взгляд этого выдающегося специалиста на мировые тренды ландшафтной архитектуры. Мария Евгеньевна прекрасно знакома с ландшафтной архитектурой России, европейских стран, США, Австралии, Новой Зеландии, Японии, Китая и др., которой посвящена ее монография «Сады старого и нового мира. Путешествия ландшафтного архитектора» и другие многочисленные публикации в международных научных журналах. Профессор Игнатьева также является автором концепции экспериментальных ландшафтных лабораторий «Living Labs».

Мария Евгеньевна, у вас за плечами огромный международный опыт научных изысканий в области ландшафтной архитектуры. Как вы пришли к тому, что будете этим заниматься?

В этой сфере я более 30 лет. Еще в детстве мы часто с отцом ходили в лес собирать грибы, ягоды. Сама я петербурженка, долгое время мы жили в коммунальной квартире в центре города в двух минутах ходьбы от Эрмитажа, поэтому многие сады и парки Санкт-Петербурга находились в шаговой доступности. Все это безусловно наложило отпечаток на мое художественно-эстетическое воспитание. После окончания физико-математической школы я поняла, что моя будущая профессия будет связана не с физикой и математикой, а с биологией, изучением растений и историей. Потом я заинтересовалась садово-парковым искусством и поступила в Ленинградскую лесотехническую академию на факультет озеленения населенных мест, так в то время называлась ландшафтная архитектура. Со второго курса я начала заниматься научной работой и меня порекомендовали в инспекцию по охране памятников г. Санкт-Петербурга, где оказались просто потрясающие учителя. Можно сказать, что попала в хорошие руки. По окончанию обучения я решила поступать в аспирантуру, но оказалось сложно найти аспирантуру по теме садово-паркового искусства. К тому времени я уже занималась научными изысканиями в области исторических партеров. Мне приглянулось новое направление «городская экология», которое только начинало развиваться. Благодаря судьбе я попала к Тамаре Константиновне Горышиной в Ленинградский университет, а затем перевелась в Московский государственный университет и работала над кандидатской диссертацией в МГУ под руководством профессора Тихомирова. В такой области, как городская экология мне пригодились знания по садово-парковому искусству, так как сады и парки в озеленении города занимают важную роль, тем более в Санкт-Петербурге, где все парки исторические; 2000 из них состоят под охраной государства.

Что сегодня находится в фокусе ваших научных интересов и что в первую очередь может заинтересовать в новом проекте? На ваш взгляд, какие задачи стоят перед ландшафтной архитектурой в современном мире? И что сегодня больше всего нужно городскому пространству?

На мой взгляд, в условиях растущей урбанизации и изменения климата сегодня городу нужны зеленые пространства, которые будут служить защитным экологическим барьером. Ландшафтная архитектура рассматривает объекты с двух сторон, с одной стороны, как произведения искусства и дизайна, созданные по определенным архитектурно-художественным принципам, а с другой стороны — это область деятельности тесно связана с растениями, зеленым живым материалом, который мы используем в своей повседневной работе.

В своих научных изысканиях я акцентирую внимание на то, как рассматривать зеленые насаждения с точки зрения экологии, но главным вопросом является для меня то, как ведут себя растительные сообщества в городской среде. Вот мы создали ландшафтный объект, сделали заметку об уходе за растениями и ушли, но никогда не думали о том, что будет с ними дальше, как природа сама распорядится ими. Эта тема сегодня малоизучена и представляет собой новое направление в мировой науке. Обычно ученые рассматривают эти процессы в естественном растительном сообществе, наблюдают за так называемой сукцессией, а в городской среде специалисты в основном уделяют внимание уходу за растениями, и мало кто занимается изучением «спонтанных пустырей» в городе. Сегодня в обществе возникло движение «Leave nature along», призывающее к тому, чтобы оставить природу в покое, дать ей возможность развиваться так, как она хочет. К сожалению, люди не понимают, что мы не можем этого сделать, потому что мы живем в городском пространстве и в принципе делаем это для людей, поэтому должны внимательно следить за этим процессом и направлять его.

По опыту работы в разных странах, имея возможность посетить разные уголки нашей планеты, от Северного до Южного полушария, от постледниковых ландшафтов до южных, очень древних ландшафтов, где процессы развития растительных сообществ проходят по-разному, я пришла к выводу, что все правила и принципы, разработанные в экологической науке, основаны только на наблюдениях за ландшафтами Северного полушария, хотела бы это подчеркнуть. Я поняла это, только оказавшись в Западной Австралии, древнем континенте, где эти процессы проходят по-другому. В городе мы нивелируем многие вещи, здесь необходимо учитывать воздействие множества факторов, влияющих на городскую природу и экологию. Очень трудно это оценить, поэтому городская экология — это молодая наука, она начала активно развиваться после Второй мировой войны в Европе, когда было все разрушено, не было иного выхода, как изучать те растения, которые смогли сохраниться.

Ключевой темой моих исследований является биоразнообразие и дизайн — как можно управлять биоразнообразием, при каких условиях его можно восстановить. В европейской и азиатской частях Северного полушария природа может сама себя восстановить после нарушений. В Южном же полушарии все намного сложнее. На мой взгляд, самое важное сегодня максимально сохранять существующие фрагменты естественных экосистем, существующее биоразнообразие, а потом уже создавать самовозобновляющиеся ландшафты.

Сегодня в ландшафтной архитектуре очень популярны такие направления, как создание устойчивой среды, биофильных ландшафтов, зеленой инфраструктуры и зеленых коридоров. В планетарном масштабе это важно, но на местном уровне возникают вопросы как это реализовать. На английском языке это называется «fine scale design» — планирование небольших участков на уровне района города, парка, и чтобы это реализовать, необходимо участие не только ландшафтных архитекторов, но и специалистов из других областей наук (архитекторы, гидрологи, лесники, строители и др.). Только сообща можно создавать устойчивую среду. Большой проблемой во всем мире по-прежнему остаются административные вопросы, связанные с последующим уходом за ландшафтными объектами. Часто после реализации проекта университетом авторам приходится самим выполнять работы по уходу за растениями, так как объект, например, может находится под муниципальной или частной юрисдикцией, а не университетской.

В 2011 г. вышла ваша монография «Сады старого и нового мира. Путешествия ландшафтного архитектора», в которой вы знакомите читателей с многообразием мировой ландшафтной архитектуры, и делитесь своими наблюдениями и исследованиями. Расскажите о ней подробнее. Есть ли в ваших планах публикация следующей монографии?

Мне выпала уникальная возможность стать активным участником западной жизни, побывать во многих известных садах и парках, наблюдать за развитием экологического дизайна и других новых тенденций в современной ландшафтной архитектуре. И этим опытом мне хотелось поделиться с соотечественниками. Материал для книги я собирала в течении 20 лет, два года ушло на подготовку монографии. За годы преподавательской работы, а я уже преподаю историю садово-паркового искусства в разных странах более 20 лет, у меня сформировался определенный подход к изучению садов и парков, не как к объекту описательному, а как объекту — зеркалу эпохи.

В этой книге есть небольшая глава по русским садам, которые рассматриваются в контексте развития западноевропейских садов определенного периода. В ней я попыталась взглянуть на отечественное садовое искусство глазами иностранца и постаралась найти в них как черты национальной самобытности, так и приметы заимствования других культур. Большая интересная глава получилась по влиянию английских садов на развитие английского колониального стиля в других странах — садах Новой Зеландии и Австралии.

Сегодня весь тираж уже распродан, и поступило предложение переиздать книгу с добавлением новых глав о ландшафтах Западной Австралии и Швеции. Но я думаю, что скорее это будет новый формат, более философское исследование. Сейчас я активно занимаюсь исследованием газонов как культурного и экологического феномена. В настоящее время наблюдается тенденция к замене газонов на красивоцветущие луга или беззлаковые газоны, поэтому в новой книге обязательно будет отдельная глава по этой теме. Концепция новой монографии еще окончательно не сложилась, но скорее всего это будет работа научного характера, посвященная вопросам городской экологии и ландшафтной архитектуры. В западных университетах сегодня основой упор делается на публикации статей в международных рецензируемых журналах с высокими научными рейтингами. Авторские монографии зарубежные ученые пишут, в частности, в Австралии, но в некоторых странах все-таки полностью уходят на рецензируемые статьи. У нас был успешный опыт публикации статьи в престижном научном журнале «Science». Целью этой публикации было донести до мирового научного сообщества информацию о нашем проекте по шведским газонам.

Кстати, о газонах. На протяжении многих лет вы занимаетесь такой научной проблемой как создание устойчивых газонов в городской среде, а в 2017 г. под вашим авторством вышло руководство «Альтернативные газоны в Швеции: от теории к практике». А почему именно газоны привлекли ваше особое внимание и как, на ваш взгляд, обстоят дела с газонами в России?

Изучение газонов носит глобальный характер, особенно сейчас, когда остро встает вопрос изменения климата, потому что газоны нужно поливать, особенно в засушливых областях. Из-за отсутствия воды от газонов стали отказываться. В этой связи широкое распространение получили синтетические газоны для сохранения зеленого эстетического облика, однако они подвержены чрезмерному нагреванию до 60−80 ºС в летний период, что является на 30 ºС больше по сравнению с натуральным газоном. В то же время искусственные газоны представляют большую опасность для окружающей экосистемы, так как частички пластика вместе с водой попадают в океан и оказывают пагубное воздействие на морские организмы, в частности, кораллы.

В России интерес к газонам растет. Исследований на эту тему не так много. На данный момент газонами активно занимается Санкт-Петербургский государственный лесотехнический университет. По аналогии с нашим проектом в Швеции там создаются экспериментальные площадки с альтернативными газонами. Если в Западной Австралии основной проблемой для газонов является засуха, то в северных регионах России — это их выживаемость в суровых зимних условиях. В России в последнее время сложилась тенденция использовать сорные газоны, которые не нужно скашивать. Но это ошибочное представление, за всеми луговыми пространствами нужно тщательно следить, систематически скашивать, чтобы избежать деградации луговых экосистем. Эффект красивоцветущих газонов не возможно достигнуть без ухода, и в каждом случае уход должен быть особенный, в зависимости от назначения газона.

Мне известно, что в университете Западной Австралии вы работали над проектом «Shifting sands», что можно перевести на русский язык как «песчаные дюны». Я бы отнес этот проект к креативным ландшафтам. Дляроссийского научного и профессионального сообщества эта тема может показаться довольно необычной. А какие цели ставились в реализации этого проекта? Это был эксперимент с песками? Каких результатов удалось достичь?

Очень трудно точно перевести на русский язык «Shifting sands». Это имеет больше символическое значение. Я работаю в школе дизайна, где мы со студентами создаем креативные пространства. Я развиваю новую концепцию, которая называется «Living Labs», буквально «Живые лаборатории». Мы создаем экспериментальный проект — демонстрационный сад в формате арт-объекта и наблюдаем за развитием растений.

Идея сада «Shifting sands» основана на воссоздании трех основных типов естественных ландшафтов в окрестностях Перта, в Западной Австралии. Вода в этом засушливом средиземноморском климате является высокой ценностью. В своем арт-объекте мы хотели подчеркнуть это. В качестве строительного материала мы использовали трубы, которые ранее применялись для подачи воды — акцент на популярную тему вторичного использования, которая широко применяется в современном искусстве. Из труб мы сформировали три композиции, по форме напоминающие песчаные дюны, дюны на известняке и растения, произрастающие на холмах Перта. Для каждой композиции мы подобрали определенные типы грунтов (латерит, известняк и белый песок) и виды растений, соответствующие экосистемам Перта. Также мы использовали идею дерновых скамеек, популярную в средневековье, подобрали три типа газонных трав, наиболее часто применяющихся в Перте. Мы внимательно наблюдаем за развитием растений. К сожалению, выжили не все виды. Сад также является многофункциональным пространством для студентов.

В сентябре прошлого года мы реализовали новый проект под названием «Urban Biodiversity in Design». На экспериментальной площадке мы показываем в миниатюре различные типы насаждений, которые существовали до прихода в Австралию европейцев, потом классические европейские сады и декоративные сады из местных видов. В этом и заключается наша концепция ландшафтных живых лабораторий «Living Labs».

Вы хорошо знакомы с образовательными программами многих зарубежных университетов. По вашему мнению, какие формы организации образовательного процесса сегодня наиболее востребованы? Какова роль экспериментальных проектов и информационных технологий в этих процессах и как они отражаются на развитии современной ландшафтной архитектуры и дизайна?

Это очень сложный вопрос. Дело в том, что сейчас идет переходный период. В образовательной системе я работаю 30 лет, и за это время были разные этапы в его развитии в зависимости от страны. Как вы знаете, в России по архитектурным специальностям было пятилетнее обучение — это был эквивалент западной системы бакалавр+магистр. После того как мы стали членами Международной ассоциации ландшафтных архитекторов (IFLA) и перешли на Болонскую систему образования — три года бакалавра и два года магистра, специализация по ландшафтной архитектуре была трансформирована по западному образцу. Некоторые образовательные дисциплины, например, в области лесных наук, были сокращены, основное внимание было сделано на узкие предметы. Хотя, конечно, все зависело от профиля. В той же Европе ландшафтные школы больше находились под эгидой сельскохозяйственных или лесных факультетов, в отличие, например, от Австралии, где это полностью дизайнерские школы. В США существуют школы как под эгидой естественных наук, так и под эгидой архитектурных школ.

Переход России на Болонскую систему был тесно связан с процессами глобализации, целью которой было создание в мире единого образовательного стандарта, что позволяло студентам беспрепятственно участвовать в программах обмена, а по окончании обучения устроится на работу в любой стране. Эта система широко использовалась в США, странах Европы, Австралии и др. В России этот процесс активно проходил с 2007 по 2018 гг.

В последнее время образовательная тенденция меняется, опять начинают возвращаться к своим прежним системам, когда четыре года — бакалавр и один-полтора года — магистр. На Западе, чтобы работать ландшафтным архитектором, необходимо закончить магистратуру и сдать квалификационный экзамен по специально аккредитованной образовательной программе. Обычно аккредитация выдается университету на пять лет, после чего пересматривается. В России такой системы нет, и называть себя ландшафтным архитектором может любой желающий, кто так или иначе связан с этой специальностью. На данный момент углубленных специализированных программ по ландшафтной архитектуре в российских университетах недостаточно. Согласно западной модели, ландшафтный архитектор должен обладать более узкой специализацией, владеть инженерной и биологической тематикой, иметь большой практической опыт в области архитектурно-ландшафтного проектирования. К этой модели в России уже практически подошли, но, вероятно, в связи с тенденцией возвращения к прежней пятилетней системе образования она уже будет иметь новую форму.

Что касается образовательной методики, самое важное в любом дизайн-проекте это придумать идею, а все остальное это технический вопрос. Существует стандартный набор компьютерных программ, который ландшафтный архитектор должен знать — Adobe Photoshop, AutoCAD, SketchUp, GIS и др. Тем не менее, в учебном процессе мы все равно пытаемся садить студентов за стол рисовать, чтобы они развивали свои проектные навыки независимо от компьютерных технологий. Сегодня мы возвращаемся к деинтерактивным методам обучения, проводим занятия в классе, стараемся больше дискутировать со студентами, что называется «face to face». Понятно, что от технологий мы никуда не уйдем, но, так или иначе, специалисты, которые умеют рисовать, являются более востребованными на рынке.

Тема нашего номера — «умные ландшафты». Впервые я познакомился с этой проблемой во время своей научно-исследовательской работы в Киотском университете в Японии. Вслед за развитием «умных городов» закономерно возникает вопрос — приведет ли развитие «умных городов» к появлению «умных ландшафтов». Как вы считаете, эта тема сегодня актуальна в мировой практике и как к ней относитесь лично вы?

Смарт-сити — это очень широкое понятие и все его понимают по-разному. В первую очередь, здесь речи идет о солнечной энергетике, переходе на возобновляемые источники энергии, повторном использовании воды и т. д. На самом деле эта тема возникла довольно давно. Когда я работала в Московском государственном университете существовала программа «Экополис». Все научные города, которые тогда создавались — Новосибирский Академгородок, Пущино (научный центр Академии Наук) — это в принципе была модель «умного города», там уже шло разделение селитебной зоны от институтской зоны бульваром, была выстроена линейная система городов, в планировании делался акцент на экологическом дизайне и тщательно продуманной ландшафтной инфраструктуре. Все, что касается идеальных городов, то это в жизни не подтверждается, невозможно создать идеальный город, это зависит от многих факторов. Невозможно создать «умный город» где-нибудь в пустыне, он не будет «умным городом» как таковым, скорее это будет зеленый оазис, по аналогии с персидскими садами. Необходимо также учитывать социальный и экономический аспекты. Отдельные элементы «умного города» сегодня активно внедряются в существующие города, но создать по-настоящему крупный «умный мегаполис», на мой взгляд, очень сложно, и вряд ли это удастся в ближайшем будущем.

Вы много путешествуете и недавно вернулись из поездки в Германию, где в Лейпциге проходила конференция «URBIO-International Network Urban Biodiversity and Design: „Integrating Biodiversity in Urban Planning and Design Processes“». Для нас Европа традиционно остается ориентиром в области ландшафтной архитектуры, мы внимательно следим за ее трендами, изучаем по европейской научной модели и обращаем внимание на некоторые научные проблемы только после того, как они уже давно там обсуждаются. На ваш взгляд, ландшафтная архитектура в России продолжит развиваться в том же русле или встанет на свой собственный путь развития, переосмыслив накопленный зарубежный опыт?

Название этой конференции говорит о том, что ее тема охватывает область гораздо шире, чем ландшафтная архитектура. Тема конференция была посвящена устойчивому развитию и биоразнообразию, и как это может послужить основой для дизайна. Было представлено много докладов, которые затрагивали вопросы существования дикой природы в городской среде и в тоже время принципы создания природных экосистем в городе, «Nature Based Solutions» — планировочных решений, которые основаны на понимании природных процессов.

Что касается второй части вопроса, как влияет зарубежный опыт на российскую ландшафтную архитектуру, то, как вы знаете, у нас исторически многие достижения садово-паркового искусства пришли из Европы. В нашу жизнь они вошли очень органично. У нас были и собственные достижения в этой области. На основе европейских общественных парков XIX в. сформировалась замечательная модель советского парка культуры и отдыха. Теперь в России начинает возрождаться экологический дизайн. Я не думаю, что мы полностью изолируемся от мировых тенденций. Участвуя в российских научных конференциях, я заметила, что очень много решений почерпнуто и переосмыслено из европейской и американской ландшафтной архитектуры. Поэтому это будет всегда существовать, в нашей культуре очень много остается европейского, хотя, с другой стороны, мы сейчас активно начинаем сотрудничать в этой области с Китаем, становятся популярными китайские тенденции, особенно «sponge city» (букв. «город-губка») — развитие систем восстановления болот, высохших рек, возвращение их в экосистему города и т. д.

Вы также являетесь инициатором и соорганизатором известной в России и мире научной конференции «ICON-LA», которая традиционно проходит в Санкт-Петербурге. Как пришла идея организовать такую конференцию и будет ли она проходить в этом году?

Идея такой конференции возникла в 2007 г. в рамках нашей активной деятельности с Международной ассоциацией ландшафтных архитекторов (IFLA). С того момента уже было проведено 15 конференций. В 2015 г. это был большой конгресс, который объединил более 1000 участников со всего мира. В этом году конференция планируется, но точная дата проведения пока не определена.

В июле 2017 г. вы посетили Владивосток для участия в международном мероприятии ACLA Symposium, которое впервые проходило в нашем городе. Что привлекло ваше особое внимание на этом мероприятии? Какую пользу оно приносит городу, в котором проводится? И наконец, чем запомнился Владивосток?

На таких мероприятиях для меня всегда важно живое общение, обмен мнениями. Во Владивосток смогли приехать разные специалисты из многих стран, у нас была совместная работа со студентами. Я считаю, что такие форумы очень полезны, они дают толчок для развития этого направления в регионе. Мне очень понравился Владивосток, о. Русский, на котором находится Дальневосточный федеральный университет, его ландшафты с потрясающими видами на море, дикой природой в близкой доступности, тигровыми лилиями, и запахом цветущей липы. Я бы с удовольствием еще раз посетила Владивосток.

В завершении нашего интервью хочу поинтересоваться какой сад или парк вы считаете своим любимым и почему? Которую из стран, где вам еще не удалось побывать, вы хотели бы посетить?

Вы знаете, я люблю Версаль, несмотря на то что он очень помпезный. Он является квинтэссенцией всего, что в тот период было во Франции, и мне это очень импонирует. Второй сад, который хотела бы отметить — это вилла Ланте эпохи Ренессанса, расположенная в местечке Банья в 90 км от Рима. Конечно, я уже не говорю о своем любимом родном петербургском Летнем саде. Этот объект с коллегами мы изучили вдоль и поперек, на его примере рассматривали биоразнообразие, проводили флористические исследования в начале 1990-х гг. по моей методике.

Мне всегда хотелось съездить в Центральную и Южную Америку, познакомится с садово-парковым искусством Мексики и Перу, так как на эту тему практически нет публикаций. Этим летом я собираюсь посетить альпийские луга в Германии, эта поездка связана с темой исследования альтернативных газонов.

Мария Евгеньевна, благодарю вас за интересное интервью, желаю успехов в профессиональной деятельности, новых проектов и достижений!

Интервью провел и записал Мостовой С.А.